Российское кино как отказ от иллюзий
Человеческое существо, как бы высоко оно не забралось на стремянке финансового благополучия, как бы не был огромен накопленный символический капитал, какие бы широкие и безграничные просторы для путешествий и изучения не были бы перед ним открыты, обречено вечно тяготеть к выходу из самого себя, выходу из, так называемого «Я», чьи внутренние флуктуации являются главной причиной возникновения всей боли, страданий и бессмысленных экзистенциальных чаяний. Обречено вечно тяготеть к эскапизму, если угодно.
Кино является одним из лучших изобретений человечества по производству иллюзий. Можно сказать, что кино – это бесперебойно работающий конвейер, начиненный азиатскими карликами-детьми, безостановочно продуцирующих иллюзии и фантазмы. В широчайшем ассортименте этой фабрики каждый – даже конченный шизофреник – способен отыскать то, что будет нежно ласкать нежную оболочку его душонки, заставляя на время забыть о существовании реальности и сопутствующих этой реальности проблем. В кино можно скрыться от бытовухи, можно спрятаться от проблем в семье, на работе, можно с помощью кино на время аннигилировать проблемы внутренние. Кино - идеальная панацея, сотканная из фантазий и онейрики.
И если западное кино использует данный инструмент, точнее, данный эскапический джанк, выкручивая все микшеры на максимум, то российское кино - особенно авторское - словно стремится полностью отречься от данной особенности кино. Наоборот, российское кино не бежит в иные миры за спасением от самих себя и сопутствующих "Я" страданиями, а старается эти страдания и боль культивировать в самих себе. Очистить от ненужной шелухи, оставив исключительно сизые пейзажи давящих периферийных городов, уставшие лица заводских рабочих и алкоголь.
То, что мы называем «чернухой» – на самом деле радикальный отказ проваливаться в фантазм. Этакая поза радикального стоика-страдальца, смирившегося с бесперебойными ударами розг по голой спине, но не желающего выдумывать и подменять реальность.
Есть опасность впасть в некое восхваление этого качества, называя это мужеством принимать реальность таковой, какая она есть. Есть риск начать называть это «мужеством быть собой», если хотите, но нет. В этой особенности российского кино кроется удивительная парадоксальная сущность «русского» человека, которую сначала интеллигенты придумали, а потом принялись на основе этой дискурсивной парадигмы, этого образа выстраивать зассанные избушки унылых кинофильмов.
Что есть такое «русский» человек?
Сущность «русского» человека заключается в его непреодолимой тяге страдать. Русский человек – тот же европеец, впитавший в себя все те же знания, всю ту же философию и те же взгляды. Вся разница заключается исключительно в обстоятельствах, в которых эти знания находятся. Сибирские морозы, эсхатологическое православие на земле, которая, по сути, является огромным кладбищем, напичканное неизвестными борцами за Родину, короткое лето, кровавые режимы – все это взрастило в умном, начитанном «русском» понимание безвыходности этого положения. И «русский» не просто принимает эту реальность, он начинает идентифицировать с этим страданием, начинает его культивировать в самом себе, раскачивает эстетику «страдания», превозносит страдание, а после делает из страдания монумент, вокруг которого строит все остальное. Свобода выстроена вокруг монумента страдания, война выстроена вокруг монумента страдания, любовь выстроена вокруг монумента страдания.
Так из своеобразной выдумки о «русском» человеке получился русский человек, который старательно пытается соответствовать образу, который когда-то придумали, а потом возвели в культ во имя более удобного управления.
Посему «чернушные» российские фильмы – это принятие реальности не для того, чтобы преодолеть, превозмочь посредством цельного осознания всей тщеты и неодолимости боли. Это принятие реальности, как оправдание собственному малодушию, собственным поражениям, которые режиссеры умело заворачивают в обертку кинофильма. Это принятие заранее выдуманной реальности, которая под напором веры огромного кол-ва людей стала слишком убедительной.
Достоевщину/Мамлеевщину/Толстовщину видит только тот, кто хочет ее увидеть.
